Интервью с вице-президентом консалтинговой практики по Устойчивому развитию (ESG) компании Schneider Electric в Восточной Европе
ESG-повестка — принципы «устойчивого развития» — становится все более актуальной в России: без соблюдения ее критериев со временем можно лишиться партнеров по бизнесу, кадров и инвесторов. Отечественные компании активнее начали включаться в эту «зеленую» гонку. Вице-президент консалтинговой практики по Устойчивому развитию (ESG) Schneider Electric в Восточной Европе рассказал о том, как компании по производству оборудования удалось стать лидером в области устойчивого развития и почему сейчас важно задействовать цифровые решения в этой сфере.
— Сергей, расскажите, как вы пришли в сферу энергетики?
Мне всегда нравились цифровые продукты, но я хотел, чтобы это обязательно монетизировалось, поэтому одновременно получил образование в области IT и финансов. Применение им нашел в энергетической компании, где я интегрировал IT решения для оптимизации затрат на энергоинфраструктуру. После полученного там опыта я продолжил развитие этих IT-продуктов, но уже в том числе в сфере устойчивого развития и энергоэффективности. За годы работы в разных компаниях — от российских, с госучастием, до Schneider Electric — основной задачей было разрабатывать новые бизнес-модели, основанные на IT-решениях, внедрять консалтинг в области энергоэффективности и устойчивого развития. Я считаю, что симбиоз цифровизации и ESG-повестки с пониманием того, как это может окупиться, прямо пропорционально влияет на капитализацию компании, стоимость акций, IRR (коэффициент эффективности инвестиций. — Прим. ред.) инвестиционных проектов.
— Компания Schneider Electric — лидер в области производства электротехнического оборудования. Почему решили заниматься консалтингом?
Мы начали заниматься вопросами устойчивого развития еще до того, как это стало мейнстримом. И после того как наше «хобби» вылилось в трендовое направление, мы опередили весь остальной бизнес в нашей отрасли. И решили создать такой стартап в области консалтинга, то есть мы помогаем нашим заказчикам достигать их целей устойчивого развития, при этом показываем на своем примере, что это реально. В этом году Corporate Knights назвали нас компанией номер 1 в мире в области устойчивого развития.
— В чем заключается уникальность Schneider?
Нам важно предоставлять кардинально новые бизнес-модели, чтобы соответствовать трендам рынка. Исторически в ESG консалтинге мы делим рынок с большой четверкой, также разрабатываем стратегии по декарбонизации, повышению энергетической эффективности и цифровизации, но при этом мы готовы их еще и внедрять. Кстати, не всегда на решениях Schneider Electric, то есть мы являемся своеобразным интегратором: если на рынке есть что-то интересное, конкурентоспособное, то мы абсолютно не ангажированы.
— Вы говорили о том, что компания хочет стать провайдером результата, то есть сервисом для оптимизации операционных расходов. Расскажите, как это работает?
Мы предлагаем не просто внедрить решение, а внедрить его с гарантией того, что мы достигнем определенных целей. Зачастую это гарантии финансовые, то есть мы можем финансово гарантировать возврат инвестиций. Например, мы реализовывали энергосервисный контракт, в рамках которого клиенты инвестировали 100 млн рублей, и мы гарантировали, что период окупаемости будет не больше трех лет. Если по истечении трех лет в бюджет компании в виде экономии вернулось не 100 млн, а 70, то остаток мы компенсируем из собственного кармана.
Эта модель, — энергоперформанс, на мой взгляд, должна быть масштабирована не только в рамках нашей компании, а в рамках любого бизнеса. Потому что тогда мы точно можем сказать, что к определенному времени мы сможем достичь углеродной нейтральности или целей по недопущению повышения температуры на планете больше чем на 1,5−2 градуса. Таких гарантий нам в бизнесе не хватает, все зачастую продают воздушные замки, а мы продаем космические корабли, но еще и с гарантией.
— В нашей стране вопросы энергоэффективности и устойчивого развития — это просто мода или нечто большее?
Модным это было 2−3 года назад, когда повесткой и устойчивым развитием занимались только большие компании в рамках каких-то зеленых лозунгов, чтобы перенимать пример и опыт тех, кто следует этой повестке в Европе.
Сейчас же все поменялось в связи с тем, что Европа поставила перед собой цель стать углеродно нейтральной, то есть не производить вообще никакие парниковые газы к 2050 году. Например, если зеленая компания покупает не зеленые решения у старых заводов, которые тоннами выбрасывают углекислый газ, то у нее самой заведомо не может быть низкого углеродного следа. Европейцы начали смотреть на своих поставщиков, и поэтому сейчас представители российского бизнеса, работающие с зарубежными компаниями как на рынке Европы, так и в России, вынуждены следовать ESG-повестке и показывать, что они тоже зеленые. Так большинство компаний начали не просто считать свои выбросы парниковых газов, но и стали внедрять мероприятия для снижения углеродного следа несмотря на период их окупаемости.
— То есть стоимость декарбонизации перестала быть важной, на первое место выходит желание занять большую долю рынка?
Сейчас не оценивают окупаемость конкретного решения, а то, как это решение повлияет на потенциальный риск потери рынка сбыта вообще целиком, или же каким образом это поможет увеличить дополнительные продажи. К примеру, компания, которая покупает зеленую энергию, рассматривает эти инвестиции как путь завоевания дополнительной доли рынка. Потому что они делают бенчмаркинг и понимают, где они по сравнению со своими конкурентами.
— Насколько сложно сейчас строить такой «зеленый» бизнес в России?
Вы знаете, сложно. Хоть в большинстве компаний и стали появляться директора по устойчивому развитию, мы говорим на одном языке, но сделать бизнес более зеленым до сих пор не так уж и легко. Мы столкнулись с тем, что зачастую для тендеров, например, на разработку стратегии по декарбонизации, не могут найти достаточное количество компаний. Мало игроков, которые знают досконально этот рынок, которые могут подсчитать необходимые инвестиции, какой будет период окупаемости, финансовые показатели проекта, — которые могут сказать, что в конечном счете принесут заказчику.
Вот мыслить не только с точки зрения производства, но и с точки зрения бизнеса, за заказчика, подсказывать ему в принятии правильных управленческих решений — к сожалению, такого консалтинга на рынке России не так много.
— На данный момент Россия отстает от мирового сообщества в вопросах энергоэффективности?
Работая с огромным количеством компаний по всему миру, мы видим значимый рост энергоэффективности в России — этим занимается практически каждый. Однако Европа нас опережает по проценту возобновляемых источников в энергобалансе их стран и по проценту ВИЭ (возобновляемых источников энергии. — Прим. ред.) в энергопотреблении крупного бизнеса. За годы работы в этой отрасли я понимаю, насколько выросла подкованность наших заказчиков, и зачастую наш самый главный конкурент в области консалтинга по энергоэффективности — это собственная компетенция заказчика. Мы сейчас делаем бенчмаркинг и понимаем, что большинство российских компаний находятся на не менее высоком уровне энергоэффективности, чем их коллеги в Европе.
— Как активно у нас происходит цифровизация в сфере ESG-повестки и насколько это важно?
Самого высокого уровня энергоэффективности и оптимального использования энергоресурсов невозможно добиться без цифровых решений. Когда абсолютно все агрегаты, технологические процессы завязаны в единую систему управления, это позволяет добиться дополнительного уровня производственной эффективности, которого мы никогда не сможем достичь, если будем реализовывать только стандартные решения.
Наша задача такова, чтобы эти решения помогал принимать софт, который разработан с элементами машинного обучения и искусственного интеллекта. Он анализирует все процессы так быстро и основываясь на таком количестве big data, которые собираются не только с этого завода, но и с подобных заводов со всего мира, что человеку уже просто не успеть. Так можно выйти на новый уровень окупаемости энергоэффективных мероприятий. То же самое касается и углеродной нейтральности. Принимать правильное решение, когда переключиться на какой источник энергоресурсов, что будет дешевле и выгоднее, опять-таки принимает Microgrid Advisor (облачная платформа для управления энергопотреблением на основании спроса. — Прим. ред.). Когда у нас на заводе есть и солнце, и сеть, и газопоршневые станции, и накопители, нужно таким образом скоординировать потребление энергоресурсов, чтобы мы не просто были более зелеными, а чтобы эта зеленая энергия была наиболее дешевая и оптимальная. Вот это то, что мы называем цифровизацией зеленой электроэнергии.
— Компания Schneider Electric учредила в России премию «Зеленый свет», расскажите о ней поподробнее?
Задача премии — сформировать экспертное сообщество, которое бы делилось своими лучшими практиками с другими участниками рынка, которое рассказывало бы о своих историях успеха, мотивировало развитие этого направления. Сейчас в премии принимают участие представители среднего и крупного бизнеса России. Они рассказывают про конкретные проекты с экономическим эффектом, о барьерах, с которыми столкнулись. Таким образом, мы продвигаем ESG-повестку в среде российского бизнеса, то есть берем на себя задачи по изменению ментальных подходов крупного бизнеса. Хотим показать, что ESG-повестку можно рассматривать не только как барьеры, а как возможности для роста бизнеса, тем более, что по опыту Европы рост капитализации ESG лидеров не уступает биткойну. Заявки на участие еще будут приниматься до 31 октября на сайте премии.
Мне всегда нравились цифровые продукты, но я хотел, чтобы это обязательно монетизировалось, поэтому одновременно получил образование в области IT и финансов. Применение им нашел в энергетической компании, где я интегрировал IT решения для оптимизации затрат на энергоинфраструктуру. После полученного там опыта я продолжил развитие этих IT-продуктов, но уже в том числе в сфере устойчивого развития и энергоэффективности. За годы работы в разных компаниях — от российских, с госучастием, до Schneider Electric — основной задачей было разрабатывать новые бизнес-модели, основанные на IT-решениях, внедрять консалтинг в области энергоэффективности и устойчивого развития. Я считаю, что симбиоз цифровизации и ESG-повестки с пониманием того, как это может окупиться, прямо пропорционально влияет на капитализацию компании, стоимость акций, IRR (коэффициент эффективности инвестиций. — Прим. ред.) инвестиционных проектов.
— Компания Schneider Electric — лидер в области производства электротехнического оборудования. Почему решили заниматься консалтингом?
Мы начали заниматься вопросами устойчивого развития еще до того, как это стало мейнстримом. И после того как наше «хобби» вылилось в трендовое направление, мы опередили весь остальной бизнес в нашей отрасли. И решили создать такой стартап в области консалтинга, то есть мы помогаем нашим заказчикам достигать их целей устойчивого развития, при этом показываем на своем примере, что это реально. В этом году Corporate Knights назвали нас компанией номер 1 в мире в области устойчивого развития.
— В чем заключается уникальность Schneider?
Нам важно предоставлять кардинально новые бизнес-модели, чтобы соответствовать трендам рынка. Исторически в ESG консалтинге мы делим рынок с большой четверкой, также разрабатываем стратегии по декарбонизации, повышению энергетической эффективности и цифровизации, но при этом мы готовы их еще и внедрять. Кстати, не всегда на решениях Schneider Electric, то есть мы являемся своеобразным интегратором: если на рынке есть что-то интересное, конкурентоспособное, то мы абсолютно не ангажированы.
— Вы говорили о том, что компания хочет стать провайдером результата, то есть сервисом для оптимизации операционных расходов. Расскажите, как это работает?
Мы предлагаем не просто внедрить решение, а внедрить его с гарантией того, что мы достигнем определенных целей. Зачастую это гарантии финансовые, то есть мы можем финансово гарантировать возврат инвестиций. Например, мы реализовывали энергосервисный контракт, в рамках которого клиенты инвестировали 100 млн рублей, и мы гарантировали, что период окупаемости будет не больше трех лет. Если по истечении трех лет в бюджет компании в виде экономии вернулось не 100 млн, а 70, то остаток мы компенсируем из собственного кармана.
Эта модель, — энергоперформанс, на мой взгляд, должна быть масштабирована не только в рамках нашей компании, а в рамках любого бизнеса. Потому что тогда мы точно можем сказать, что к определенному времени мы сможем достичь углеродной нейтральности или целей по недопущению повышения температуры на планете больше чем на 1,5−2 градуса. Таких гарантий нам в бизнесе не хватает, все зачастую продают воздушные замки, а мы продаем космические корабли, но еще и с гарантией.
— В нашей стране вопросы энергоэффективности и устойчивого развития — это просто мода или нечто большее?
Модным это было 2−3 года назад, когда повесткой и устойчивым развитием занимались только большие компании в рамках каких-то зеленых лозунгов, чтобы перенимать пример и опыт тех, кто следует этой повестке в Европе.
Сейчас же все поменялось в связи с тем, что Европа поставила перед собой цель стать углеродно нейтральной, то есть не производить вообще никакие парниковые газы к 2050 году. Например, если зеленая компания покупает не зеленые решения у старых заводов, которые тоннами выбрасывают углекислый газ, то у нее самой заведомо не может быть низкого углеродного следа. Европейцы начали смотреть на своих поставщиков, и поэтому сейчас представители российского бизнеса, работающие с зарубежными компаниями как на рынке Европы, так и в России, вынуждены следовать ESG-повестке и показывать, что они тоже зеленые. Так большинство компаний начали не просто считать свои выбросы парниковых газов, но и стали внедрять мероприятия для снижения углеродного следа несмотря на период их окупаемости.
— То есть стоимость декарбонизации перестала быть важной, на первое место выходит желание занять большую долю рынка?
Сейчас не оценивают окупаемость конкретного решения, а то, как это решение повлияет на потенциальный риск потери рынка сбыта вообще целиком, или же каким образом это поможет увеличить дополнительные продажи. К примеру, компания, которая покупает зеленую энергию, рассматривает эти инвестиции как путь завоевания дополнительной доли рынка. Потому что они делают бенчмаркинг и понимают, где они по сравнению со своими конкурентами.
— Насколько сложно сейчас строить такой «зеленый» бизнес в России?
Вы знаете, сложно. Хоть в большинстве компаний и стали появляться директора по устойчивому развитию, мы говорим на одном языке, но сделать бизнес более зеленым до сих пор не так уж и легко. Мы столкнулись с тем, что зачастую для тендеров, например, на разработку стратегии по декарбонизации, не могут найти достаточное количество компаний. Мало игроков, которые знают досконально этот рынок, которые могут подсчитать необходимые инвестиции, какой будет период окупаемости, финансовые показатели проекта, — которые могут сказать, что в конечном счете принесут заказчику.
Вот мыслить не только с точки зрения производства, но и с точки зрения бизнеса, за заказчика, подсказывать ему в принятии правильных управленческих решений — к сожалению, такого консалтинга на рынке России не так много.
— На данный момент Россия отстает от мирового сообщества в вопросах энергоэффективности?
Работая с огромным количеством компаний по всему миру, мы видим значимый рост энергоэффективности в России — этим занимается практически каждый. Однако Европа нас опережает по проценту возобновляемых источников в энергобалансе их стран и по проценту ВИЭ (возобновляемых источников энергии. — Прим. ред.) в энергопотреблении крупного бизнеса. За годы работы в этой отрасли я понимаю, насколько выросла подкованность наших заказчиков, и зачастую наш самый главный конкурент в области консалтинга по энергоэффективности — это собственная компетенция заказчика. Мы сейчас делаем бенчмаркинг и понимаем, что большинство российских компаний находятся на не менее высоком уровне энергоэффективности, чем их коллеги в Европе.
— Как активно у нас происходит цифровизация в сфере ESG-повестки и насколько это важно?
Самого высокого уровня энергоэффективности и оптимального использования энергоресурсов невозможно добиться без цифровых решений. Когда абсолютно все агрегаты, технологические процессы завязаны в единую систему управления, это позволяет добиться дополнительного уровня производственной эффективности, которого мы никогда не сможем достичь, если будем реализовывать только стандартные решения.
Наша задача такова, чтобы эти решения помогал принимать софт, который разработан с элементами машинного обучения и искусственного интеллекта. Он анализирует все процессы так быстро и основываясь на таком количестве big data, которые собираются не только с этого завода, но и с подобных заводов со всего мира, что человеку уже просто не успеть. Так можно выйти на новый уровень окупаемости энергоэффективных мероприятий. То же самое касается и углеродной нейтральности. Принимать правильное решение, когда переключиться на какой источник энергоресурсов, что будет дешевле и выгоднее, опять-таки принимает Microgrid Advisor (облачная платформа для управления энергопотреблением на основании спроса. — Прим. ред.). Когда у нас на заводе есть и солнце, и сеть, и газопоршневые станции, и накопители, нужно таким образом скоординировать потребление энергоресурсов, чтобы мы не просто были более зелеными, а чтобы эта зеленая энергия была наиболее дешевая и оптимальная. Вот это то, что мы называем цифровизацией зеленой электроэнергии.
— Компания Schneider Electric учредила в России премию «Зеленый свет», расскажите о ней поподробнее?
Задача премии — сформировать экспертное сообщество, которое бы делилось своими лучшими практиками с другими участниками рынка, которое рассказывало бы о своих историях успеха, мотивировало развитие этого направления. Сейчас в премии принимают участие представители среднего и крупного бизнеса России. Они рассказывают про конкретные проекты с экономическим эффектом, о барьерах, с которыми столкнулись. Таким образом, мы продвигаем ESG-повестку в среде российского бизнеса, то есть берем на себя задачи по изменению ментальных подходов крупного бизнеса. Хотим показать, что ESG-повестку можно рассматривать не только как барьеры, а как возможности для роста бизнеса, тем более, что по опыту Европы рост капитализации ESG лидеров не уступает биткойну. Заявки на участие еще будут приниматься до 31 октября на сайте премии.